Новоиспечённый «отец» не страдал, пропагандировал умеренность в еде и считал её залогом здоровья и бережливо­сти. Хотя сам любил выхлестать чашек пятнадцать кофе и выку­рить штук пятьдесят сигарет. По уверениям исследователей его жизни и деятельности, Ататюрк предпочитал простую пищу вроде чая или кофе со сливками и куска хлеба с холод­ным айраном утром и бобовые или пилав на обед. Ужины же были делом значимым, продол­жительным, на них приглаша­лись то друзья детства, то одноклассники, то однополчане, а то и сподвижники, с которыми решались важные государ­ственные вопросы.

Пройдя по ссылке http://migomspravka.ru/vypisnoj-epikriz.html можно узнать, что нужно для того, чтобы получить выписной эпикриз, а также узнать другую полезную информацию.

Говядиной и бараниной в те годы столы турецких чиновников завалены не были, нажимали в основном па птицу, поэтому за столом у Кемаля чаще можно было отведать индейку и курицу. Да и сам хозяин, проголодавшись поздно вечером, предпочитал омлет с сыром сочному кеба­бу. Он не особо капризничал за столом, но терпеть не мог артишоков, запахи лука, чесно­ка и копчёностей, зато любил пироги, варёную спаржу, варе­нье из роз, дыню и солёный горох. I (оскольку Турция семи­мильными шагами двигалась из средневекового в цивилизо­ванный мир, на застольях у гази поощрялся свободный обмен мнениями. Хозяин, человек раз­носторонне подкованный, увле­кался модой, верховой ездой, танцами, бильярдом и чтением, собирал огромную библиотеку. Он любил пригласить на ужин деятелей искусства и науки и не только побеседовать о том о сём, но иногда и устроить экзамен гостям. Рассказывали, что одна из образованных дам как-то раз заставила его сурово шевелить бровями, когда, испугавшись критики, расплакалась и отказа­лась отвечать.

Гулять так гулять!

Особую же любовь «отец турок» питал к анисовой водке, ракы. Эта любовь Кемаля плюс его слабость к женщинам, «будь то жёны товарищей, или женщи­ны из публичных домов, либо и те и другие одновременно», вызывала ропот. Хотя о том, что «гази переходит границы», докладывали домой француз­ские дипломаты. Сооте­чественники же, сами распи­вавшие ракы по поводу и без, восхищались таким заводным отцом нации и махали рукой на его выходки. А тот то сам плясал вместе с балканскими танцорами, то заставлял своего министра юстиции исполнять сольный танец перед тысяча­ми зрителей, то велел снести древний минарет. Дело было так. Однажды Кемаль, сидя на террасе одного из отелей в ком­пании ракы и мезе, закусок, состоящих из салатов, грибов, сыра, медовой дыни, жареных мидий и пирожков, услышал, как рядом кричит муэдзин. Правоверные мусульмане в знак уважения прекратили на время веселиться, но Кемаль посчитал такое соседство неуместным и приказал снести минарет, что и было выполнено этой же ночью. Однако даже такое святотатство не могло поколе­бать железобетонный авторитет гази, который подарил родине независимость, упразднил халифат, отменил шариатское судопроизводство, повелел всем трудиться, а не шлындать дер­вишами по дорогам, объединил все учебные заведения под еди­ное управление и дал женщинам избирательные права и возмож­ность получать образование.

К тому же поставил промыш­ленность и сельское хозяйство на такие прочные рельсы, что древняя турецкая арба бодро покатилась в светлое будущее.

Здоровье Ататюрка и так было ни к чёрту, больные почки и печень не давали покоя, а нервотрепка, бурная личная жизнь и чрезмерные возлияния ситуацию только усугубляли. «Гази пятьдесят три года, это возраст, когда здоровье часто резко ухудшается у тех, кто хочет слишком многого от жизни», — писал о нём фран­цузский военный атташе. Жить «отцу турок» оставалось четы­ре года, но в памяти народа ему было суждено остаться навсегда. «Можно ли найти более точное имя, чем Ататюрк: Ататюрк — это неисчерпаемый источник, это бьющая ключом вода и летнее солнце, что ожив­ляет всё вокруг. Да будет благо­словен он этим именем!»