Жизнь и без того сложная штука, не хватало еще придумывать дополнительные трудности. Артемий уже большой, недавно мне девушку свою представил — прелестная, естественная, в очень правильном платье, и туфли Valentino в тон. Ниной зовут, сту­дентка МГИМО.

У Димитрия своих детей нет, но делать из темы проблему в этом доме не собираются — Эвелина, несмотря на шардоне, вдруг опять включает телеголос и начинает объяснять, как надо тискать маленьких детей. Сама она когда-то была круглощеким ангелом с бантиками и настрадалась оттого, что взрослые тис­кали ее совершенно неправильно. Димитрий кивает:

• Ты будешь еще вино? Или уже всю правду рассказала?
• Какую из них?

Мы посидели еще немножко, по очереди попробовали произ­нести слово «рецепиенты», чтобы убедиться, что у Эвелины все равно получается лучше, и Димитрий, выдав нам на прощание бельгийские шоколадные конфеты, уходит к себе в Мерзляков­ский — приехала мама из Брюсселя, ее надо развлекать.

• Кто его родители?
• Папа — программист, мама путешествует.

Дело к ночи. Эвелина надевает белые кеды COS на босу ногу

и идет меня провожать, а заодно вызволять подругу — ювелир Алена Горчакова сидела в «Пинче», отражая атаки восхищенных ею офицеров-спецназовцев, а теперь просит у Эвелины убежища.

На прощание меня предупреждают, что все сказанное — приват­но и не для печати.

• Ладно, я сама придумаю про тебя какую-нибудь чушь. Напи­шу, что ты качаешься на люстре.
• Качаюсь, качаюсь! Пресс качаю на люстре. Так и напиши.