Во дворе дома номер пять по улице Песочной шло заседание товарищеского суда. С этого собственно все самое интересное и началось!
Живописным кружком расположились на скамейках и стульях пенсионеры с внучатами. Присутствовало и несколько жильцов дома, только что вернувшихся с работы.
Впереди всех, поближе к судейскому столику, по-празд-ничному одетый, словно одеревеневший от напряжения, сидел сам обвиняемый — слесарь Артюшкип. Время от времени, нарушая собственное оцепенение, он позволял себе робко пошевелиться, чтобы пригладить ладонью волосы или озабоченно поглядеть па безоблачное небо.
Держал речь общественный обвинитель:
— Квартиросъемщицы Петушкова и Огаркова, товарищи, не раз ставили пол-литры обвиняемому слесарю жэка Артюшкину. Это в немалой степени способствовало тому, что он спился и в нетрезвом состоянии допустил хулиганские выходки.
К этому времени с беспощадной критикой и само критикой успели уже выступить все желающие. Теперь было ясно, что среди присутствующих трудно были отыскать таких, кто бы не давал Артюшкину либо рублик, либо не угостил стаканчиком винца. Вот почему во время обличающей речи общественного обвинителя кто-то из присутствующих крикнул:
— Сам ты за починку сливного бачка Артюшкину трешник давал!
После такой реплики жар речи обвинителя несколько охладел, и он торопливо и нескладно закончил свое выступление.
Когда проникнутые высокой ответственностью судьи мысленно настраивались на вынесение беспощадного приговора, слово попросила бабка Анисья.
— Слово предоставляется Анисье… э-э…
— Петровне,— шепнул на ухо председателю член суда.
— Э… Петровне. Прошу.
— По телевизору как-то показывали, как вот примерно таким же манером споили граждане тоже слесаря-водопроводчика,— начала Анисья,— а он, слесарь то есть, с пьяных глаз бултыхнул своего пьяного дружка в ванну, а тот возьми и утопии там. Потом показали, как того слесаря судили. Мужик обличья не разбойничьего. Обыкновенный, с лысинкой и годков ему под шестьдесят будет. И глаза от стыда норовит он спрятать. А вот поди ж человека погубил спьяну.
А вот еще внучек журнал мне принес. А в журнале том картинка нарисована. Посереди комнаты, по пояс в воде, стоит женщина с подносом, а на подносе пол- литра водки. Слесаря, значит, встречает она таким манером. Живи та молодка в нашем дворе, не миновать бы ей суда. Кроме того что по телевизору да в журнале видала, так и сам наш управляющий жэка недавно на собрании выступал и говорил, что, мол, портят мастеровой народ разными подачками да выпивками. На суде нашем опять же об том самом речь. И выходит, но всем граждане сами виноваты. Ни за что ни про что портят слесарей, и все. Будто они детишки несмышленые. Только мало мне довелось слышать об тех, кто портит самих граждан, которые подачки дают и через что самое они дают их. Норовят все, одним словом, округлить это дело. Буржуйский пережиток, мол, у тех, кто берет, и обратно же и у тех, кто дает. И мне очень даже обидно про себя такие слова слышать, будто, значит, во мне этот самый пережиток сидит внутри и никак его не выдрать оттуда. Муж мой в гражданскую войну от тех самых буржуев погиб, в нынешнюю войну от иноземных буржуев сына я потеряла. А пережиток этот, значит, сидит во мне, и никак я не могу от него избавиться? Так выходит? А я с тем не согласна. С одного боку поглядишь, будто все правильно, а с другого — поклеп тут есть. Не скажу, будто я одобряю разные подачки. Нехорошо это. Ох как нехорошо! А что делать, ежели при моей малой пенсии мне тоже довелось два целковых отдать тому же Артюшкину. Спервоначала я десять раз звонила в жэк—без толку. После того собралась да и поволоклась в контору ихнюю. Прихожу, а мне техник, молоденький такой парнишка и говорит: нету, мол, бабуся, в сей момент кранов и взять их негде. В другой раз прихожу, а тот самый парнишка говорит: краны привезли, но слесарю вашего участка на неделю вперед наряды выданы, и вы там не обозначены. Подождать надо. Пока ждала очереди, крапы в жэке кончились. Ботинки да ноги дороже стоят. Плюнула на все, отдала Артюшкину пару целковых, и без хлопот в один миг поставил он мне кран. Артюшкин в свои пятьдесят лет не знает, куда ему те два рубля приткнуть, кроме как пропить. Идет он в пивную, а виновата, значит, во всем, как не крути и не верти, я и тот самый пережиток, что прижился у меня внутри. Выходит, будто
мы вовсе без ума — на ветер деньги пускаем, потому как починка крана вроде бы бесплатно полагается.
А ежели, примерно, у судьи нашего нынешнего, у Ивана Кузьмича то есть, ночью фонтаном из крана вода засвищет, так неужто он согласится утопнуть в своей квартире, соседей затопить или к тому же Артюшкину с трешником побежит, а? Потому с жэка днем никого не дозовешься, а уж об ночи и думать не приходится. Теперь вот сами рассудите, граждане, как мне искоренить в себе этот самый пережиток, ежели от жэка в этом деле мне никакой подмоги ожидать не приходится.
Артюшкина, пьянчугу, наказать надо. А вот прочих, какие деньги ему давали, не знаю. От нужды ведь да¬вали, вот в чем загвоздка…
Судьи глубокомысленно задумались. Слушая Анисью, прикидывали, какую меру наказания заслужи¬вают те виновники, у которых есть смягчающие обстоя¬тельства вины, как у Анисьи.
А. Терюшка
«7» августа 2001 года
РАЗМЕСТИТЬ ОТКЛОНИТЬ