«Модного приговора» Хромченко не хотела, потому обувь к зиме выставила с запасом — под комодом в гостиной я насчитала око­ло двадцати пар ботильонов, все черные, тридцать восьмого ита­льянского размера. Но есть и исключения — три пары кроссовок сорок шестого. Вместе или раздельно? Если бы Димитрий жил в своем родовом гнезде в Мерзляковском переулке, тут стояла бы только одна пара обуви длиной с Эвелинины лыжи.

Когда требуется доставить сборный груз из одного пункта в другой, то хорошей идеей будет обратиться в специализированную компанию, которая обладает большим опытом в данном вопросе.

Утка запекается, Димитрий приносит шардоне, и начинается аккуратный, очень издалека разговор о роли некой абстрактной женщины в жизни неназванного мужчины. Не без сильных афо­ризмов типа «Каждая российская жена хочет спасти своего мужа от преждевременной смерти», но это не про присутствующих — речь идет о каком-то замученном офисом японце.

Звелину с Димитрием я видела вместе три года назад в Милане — они подъехали к отелю Diana Majestic на «альфа-ромео» модели «Джульетта». И в позапрошлом году в Нью-Йорке, тогда на Эвелинино «Паркуйся прямо тут» местный житель Семаков объяснял очевидное — как устроен башмак, который за «тут» нацепят на колесо его личного транс­порта. Меньше всего в тот момент он был похож на катящуюся в пропасть богему, которую нужно срочно спасать. Да, волосы со­браны в хвост, но спокоен как мамонт. Или как человек, который с колыбели знал, чем будет заниматься. Дед — важный советский архитектор Иосиф Заков, художественная школа им. Серова, учи­лище 1905 года в одно время с Дубосарским и братьями Тотибад- зе. Эвелина школьницей хотела себе именно такую биографию, но мечта сбылась с остроумным искажением — привела вместо себя мужчину. «Мама все сделала, чтобы защитить меня от ка­рьеры художника. Она, как все нормальные люди, считала, что у них нестабильно с работой. К тому же история искусств свиде­тельствует, что есть и иные проблемы, связанные с повседнев­

ной жизнью людей этой специальности. А я была бы неплохим живописцем». Потом по-простому жалуется, что мужчина может себе позволить служить музам, а у женщины для этого слишком много бытовых обязательств. И — о чудо хронометража! — ровно

в этот момент возвращаются Димитрий и утка.

• Он очень красиво накладывает еду, как краски на холст.

И готовит замечательно, быстро, очень чисто.

• Святой, что ли?
• Нет, не святой совсем.

Абсолютно невербальный, мыслящий образами Димитрий счел нужным прекратить этот наш анализ его творчества. Спра­шивали — отвечает: «Да, конечно, у меня есть еврейские корни. Но я считаю себя гражданином мира — все эти понятия о нацио­нальности и гендерах устарели, а Россия просто немного запоз­дала со своим патриархатом». На тему патриархата Эвелина всегда готова высказаться. Расставание с журналом L’Officiel, конечно, вывело эксперта моды на совершенно другую орбиту славы, но изменилась она, только когда на горизонте появил­ся художник Семаков. Не поверите, она теперь говорит, что са­мое ценное мужское качество — это снисходительность! Рань­ше, насколько я помню, она больше ценила в мужчинах чув­

ство юмора и умение одеваться. Модный экзамен Димитрий с первого раза не сдал.

• Эвелина, с чего у вас начался роман?
• В определенный момент, при определенных обстоятель­ствах мы посмотрели друг на друга иными глазами.
• А до определенных обстоятельств?
• Нас представил общий знакомый. Я тогда начала откры­

вать для себя нью-йоркскую арт-тусовку — познакомилась с ху­дожником Дональдом Салтаном, фотографом Игорем Вишня­ковым, который потом вернулся в Москву и женился на Саше Пивоваровой.