В разгар жаркого лета популярный блогер призывает вместе с лишней одеждой убрать далеко в шкаф страхи и комплексы, наслаждаться жизнью и решительно ничего не делать Спаржа. Лимфодренаж. Тренажеры. Мор­ковка. Уроки силового хип-хопа. Мезоте- рапия. Биоревитализация зоны бикини. Синяя диета (ешь только замороженные продукты, не размораживая).

Если требуется ремонт ноутбуков винница, то для этого можно обратиться к специалистам из проверенной временем фирмы.

Ну, так любая женщина приветствует начало летнего сезона. «На улице +25! — восклицает она. — О боже! Кошмар! Как я пойду туда без колготок? Все, я за­болела. У меня экзистенциальный грипп. Карантин! Мне нельзя выходить из квартиры!»

Лето кажется таким желанным, таким заманчивым, таким расслабляющим — пока оно не наступит. Не меньше трети теплых дней, которые отведены нам, северному народу, жен­щина проводит в сомнениях и терзаниях: достаточно ли она хороша для того, чтобы получать от этого удовольствие?

У северян где-нибудь на юге (что угод­но — Испания, Израиль, Португалия) обычно случается шок, когда они после долгой и невыносимой зимы вдруг ви­дят людей, которым искренне нравится собственное тело. Они в ужасе смотрят на марокканских евреек, которые без всяких терзаний носят очень короткие платья — притом что весят сами за де­вяносто кило. Они шарахаются от мо­лодых людей, которые подкатывают к ним на пляже, — любое обращение вроде: «Как вообще дела?» видится им прелюдией к изнасилованию.

Нас трудно осуждать. С середины ноября до Нового года мы почти искренне радуемся ненастью, снегопаду, искря­щемуся снегу, елкам в мишуре, а после зимних каникул впа­даем в депрессию и отчаяние. Потому что зима у нас длится почти как в «Игре престолов» — годы. Она приходит — и не уходит до начала мая. Когда в апреле ты все еще надеваешь пуховик и двойную шапку, как-то не верится, что где-то в мире люди счастливы безо всякой на то причины.

Но пусть даже и короткое — лето идет! И ему надо радоваться без оглядки — даже если целлюлит сполз с жи­вота на колени.

«У женщин есть грудь!» — с огромным удивлением и полу­обморочным восторгом сказал приятель, когда телогрейки Canada Goose наконец сменились легкими плащами.

И мужчинам этого достаточно. Даже если рядом с грудью есть бледные ноги, которые за зиму ни разу не дошли до спортзала. Ноги — уже хорошо. Они ведь растут из задни­цы. А задница — это еще лучше, чем грудь.

Можно уже выкинуть из холодильника всякую га­дость вроде сельдерея и пойти за шаурмой. Без колготок. И вспомнить о том, как же хорошо летом, когда на твоих плечах не висят все эти набитые пухом одеяла. И волосы не встают дыбом после шапок. И шея не расчесана от мохе­рового шарфа. И ветер задувает прямо в трусы.

И ты вдруг ощущаешь себя прекрасной богиней, кото­рая легко и даже красиво ступает своими биркенштоками прямо по сухому асфальту, чьи волосы треплет теплый ветерок (они даже начинают блестеть!), и которая оста­навливается посреди улицы, чтобы согреть лицо в лучах солнца (и не волнуется, что крем без SPF, мы же не в пустыне).

Тебя озаряет: теперь можно ходить по улице больше десяти минут и не умереть. И ночь нежна.

Нет ничего лучше летней ночи — пусть даже и не жаркой, пусть слегка прохладной.

Зимой ночь начинается, когда ты еще на работе, и потом ты бежишь домой, чтобы закутаться во все пледы на све­те и посмотреть десять серий любого сериала, который только подвернется. Твое время активности — с двух до трех, когда голод вы­манивает из офиса. Остальное — анабиоз.

А летом ночью жизнь только начинается. После работы ты меняешь футболку, и бежишь в пять мест сразу, и не боишься напиться и вернуться в кровать в четыре утра (возможно, не одна), чтобы через два или три часа пойти на службу. Летом так хочется жить, что ни похмелье, ни мучительное недосыпание не могут помешать.

Летом все становится романтичным. Вот зимой ты свай- паешь каких-то дядек в Tinder, и нет слов, чтобы описать разочарование, если кто-то из них (даже этот кудрявый сер­фингист в плавках, который стоит на фото весь такой мо­крый в лучах заходящего солнца) пишет: «Выпьем кофе?». «Выпьем кофе» — это же опять колготы-из-микрофибры- пуховик-шарф-шапка-в-метро-жарко. А если потом ехать к нему? Куда-нибудь на «Новокузнецкую»? А в девять уже хочется спать. C мороза выпиваешь вина — и ника­кой бодрости, только осоловелость и руки красные. Зимой хочется постоянных отношений — и чтобы он задерживал­ся в офисе.

Летом же, наоборот, короткие связи — лучшие связи. Лучше всего — вообще не помнить, кто это был или как его звали. Летом хочется дожидаться прекрасного бармена со смены и, пока он там корячится до пяти утра, обойти все клубы и бары вокруг. Летом можно целоваться с младшим братом подруги и не испытывать угрызений совести. Мож­но и с подругой целоваться, а с утра обнаружить эти фото в Facebook и ничуть не смутиться.

Жара раскрепощает. Из зануд, которые озабочены про­блемами минимальной заработной платы на потогонных фабриках Бангладеш, где шьют модную одежду для евро­пейских брендов, мы превращаемся в гедонистов, которых волнует лишь то, где сегодня лучшие вечеринки.

Нам хочется по восемь часов сидеть в кафе, вести раз­говоры ни о чем, смеяться над заурядными шутками. Мы проникаемся dolce far niente, сладким ничегонеделанием, и нам больше не стыдно за то, что в это время мы не учим французский или не пишем книгу.

Летом вся жизнь превращается в книгу. Летом, кстати, понимаешь, как много зависит от отноше­ния к собственному телу. Тело — оно все то же, что и зимой. В нем ничего не меняется — ну разве что иногда появляется загар (хотя кто сей­час загорает?).

Но любой человек может вспомнить этот страх и трепет новичка, только что прие­хавшего на курорт, когда все кругом такие золотистые, а он — бледный и будто рых­лый, и ему неловко и стыдно, и первые три дня он только отлеживается на пляже — никаких баров и клубов по вечерам.

А потом вдруг что-то случается, и ты привыкаешь к своему телу в бикини, и вдруг уже не стыдишься ходить в коротких джинсо­вых шортах, и взгляды мужчин кажутся восторженными, и больше нет ощущения, что твоя задница — это какой-то сиамский близнец, прилипший к тебе, на которого все смо­трят, как на циркового уродца.

Ты принимаешь свое тело — голым или одетым, белым или слегка поджаренным, тебе вдруг хочется, чтобы его кто-то обнимал, — и вот ты уже стоишь на балконе его квартиры голая и непринужденно пьешь игристое, совер­шенно не смущаясь тем, что тебя увидят. Наоборот, тебе хочется, чтобы видели. Ты же прекрасна.

Ты не просто перестаешь думать о какой-то там мифи­ческой «апельсиновой корке», но по-другому осознаешь свою сексуальность — все то, что казалось вульгарным, или поспешным, или необдуманным, становится един­ственно возможным для такой авантюристки.

Зимой за время, пока разденешься, можно составить на­логовую декларацию. И уж точно ты одним движением не наденешь шелковое платье, чтобы уйти от него куда-то в ночь. Зимой все драматично. Сложно.

А летом — не просто ушла, но еще и поехала в клуб, где друзья допивают белое, а потом — завтракать пельменя­ми в «Пушкинъ». Конечно, солнечные очки всегда с то­бой, потому что в ночь ты уходишь для того, чтобы встре­тить рассвет.

Лето — время поздних завтраков с шампанским, когда звонкое похмелье изящно перетекает в новое опьянение и когда люди за столом сменяют друг друга до самого вечера, а знакомые говорят: «А ты вообще вчера отсюда уходила?»

Летом мы вдруг вспоминаем о том, что за прелесть slow life, когда мы никуда не спешим и часы кажутся минутами.

В прошлом, кажется, году я приехала в Португалию, где тогда жил мой муж (уже бывший, ничто не вечно), и у нас через пару дней сломался лифт. Так-то — всего пара эта­жей, но если с парковки — то уже пять пролетов, да еще с пакетами. По московской привычке я подняла бучу — по­звонила хозяйке, она позвонила управляющей компании, те позвонили в службу, которая чинит лифты. Обратно мне пришел ответ: «Когда-нибудь мы придем».

Спустя неделю я встретила нашу старушку хозяйку и потребовала от нее решительных действий. На что она от­ветила: «Детка, мы в Португалии». Это значит — тут не просто никто никуда не спешит, но всем еще и наплевать, сломался этот лифт или нет.

И, знаете, недели через две я ощутила, что мне все равно. Какой-то там лифт. Волнует он меня, если под окнами — океан, и тут то закаты, то рассветы, и вообще, пообедать можно и в траттории… (Лифт починили через два месяца.)

Ты проникаешься медлительностью жизни, ее плавным и ненарочитым течением и уже не можешь понять, как мож­но уделять хоть малейшее внимание бытовым неурядицам, если в случае самых неудобных неприятностей мож­но просто хорошо поужинать самыми свежими на свете морскими продукта­ми и выпить зеленого вина?

Slow life — это совершенно не зимняя тема: нас трясет от холода и трудно со­хранять спокойствие. Но летом ты уже с некоторым страхом смотришь на тех, кто все еще мечется, не может усидеть на месте.

Знаете, есть такое очень южное развлечение (француз­ское, итальянское, испанское и, как ни странно, дюссель­дорфское, потому что они любят все французское) — в суб­боту днем сидеть в кафе и смотреть на людей. Просекко, полный завтрак — и вот так часа на два, развалившись в кресле, которое нарочно стоит лицом к прохожим, как в театре. В России так пока не принято — люди в кафе да­же летом зацикливаются друг на друге или смартфонах, говорят о чем-то, сосредоточенно едят. А потом быстро рас­ходятся. Ну не все, но очень многие.

А ведь расслабленно ничего не делать — это одно из са­мых приятных удовольствий. Откладываешь все важное, наслаждаешься неважным, и все проблемы потом уже не выглядят такими грозными. Потому что тебе было хо­рошо и потому что ты веришь в некую доброжелатель­ность судьбы.

Это такая философия: «все само собой решится», «случит­ся что-нибудь замечательное», «приключение ждет где-то рядом». Главное — замедлить бег. Обмякнуть под солнцем. Вообразить себя красивой, легкомысленной и удачливой. Потому что такие мы есть.

Если захотим и если будем помнить, что жара — это не только про погоду, но и про состояние души.